«Выступления против разработки сланцевого газа — это вопрос не экологический, а политический»

Разведка украинских недр компаниями Shell, Exxon/Mobil и Chevron в этом году вызвала массовые протесты природоохранных организаций. «Ъ» решил пообщаться с министром экологии и природных ресурсов Олегом Проскуряковым, в чьи обязанности входит охрана окружающей среды. В интервью корреспонденту Олегу Гавришу министр раскритиковал действия экологических организаций и прямо обвинил их в ангажированности. Зато не поскупился на похвалы в адрес промышленников — компаний, добывающих нефть и газ.

— Shell и «СПК-Геосервис», реализующие сейчас первый проект в сфере добычи сланцевого газа в Украине, говорят, что лишь через два-три года станет ясно, обладают ли месторождения необходимыми запасами газа. Однако представители власти обещают первый газ уже в 2018-2019 годах. Кто прав?

— Пока мы проводили теоретические лабораторные работы — исследовали керн, в том числе тот, который хранится еще в старых советских кернохранилищах. Мы считаем, что эти площади очень перспективны — поэтому и выбрали их для разработки. Однако освоение любого месторождения состоит из двух этапов. Первый из них на Юзовском месторождении включает в себя инвестиции в размере $410 млн и бурение 15 скважин максимум за пять лет. Первые результаты будут известны уже через два-три года, и тогда начнется исследовательско-промышленная разработка. А уже когда все эти этапы останутся позади, мы будем четко понимать, каков объем запасов. Пока же оценки колеблются от 1 трлн до 20 трлн кубометров. Тем не менее, исходя из предварительных исследований, мы надеемся, что инвестиции в добычу газа на Юзовском месторождении могут достичь $10 млрд.

— И все же — есть газ или нет?

— Я думаю, компания Shell не стала бы инвестировать $410 млн в проект, в котором она не уверена.

— Почему подписание соглашения о разделе продукции (СРП) с Shell заняло так много времени?

— Договор о разделе продукции — достаточно объемный документ, в котором учитывается множество вопросов: экономика проекта, финансовая составляющая, экологические риски. Его следовало согласовать с центральными властями, местными органами самоуправления, экологическими организациями. Кроме того, требовалось провести общественные слушания и круглые столы. Это целый комплекс работ. Учитывая, что это первый пилотный проект по разработке сланцевого газа, а также принимая во внимание попытки навязать неприязненное отношение к нему, мы еще довольно быстро его подписали. Ведь именно те, кто не заинтересован в энергетической независимости страны, по сути, и финансировали истерию вокруг подписания соглашения с Shell.

— С чем связаны эти выступления?

— Выступления против разработки сланцевого газа — это вопрос не экологический, а политический. Понятное, что любая промышленная деятельность влечет некоторые экологические риски. Однако сланцевый газ добывается во многих странах мира. В 2012 году Еврокомиссия и Европарламент разрешили добычу сланцевого газа на территории стран ЕС. Понятно, что есть экологические риски — там используются химикаты и так далее. Но эти риски минимальны. Shell и Chevron возили делегации общественности на свои месторождения по добыче сланцевого газа в США и демонстрировали, что с точки зрения экологии это вполне приемлемое производство. Однако зачастую никакие аргументы не действуют. Противники проекта реагируют по принципу «а Баба-яга против». В качестве примера приведу такую историю: 24 февраля в Давосе мы подписали СРП с Shell, а уже 25 февраля утром в информпространстве стала гулять новость, что у пожилой жительницы Харьковской области произошло отравление из-за начала добычи сланцевого газа. Это притом, что прошло меньше суток, и никто к работам даже не приступил.

— Противники проекта указывают на отрицательное влияние технологии гидроразрыва пластов на экологию...

— Я им уже много раз объяснял, что гидроразрыв пластов при добыче сланцевого газа проводится на глубине 4 тыс. м, и трещины от него не превышают нескольких десятков метров. Вода не может быть загрязнена из-за этой технологии, поскольку там еще тысяча метров до водоносных горизонтов. Теперь относительно раствора, который закачивается при гидроразрыве. Он состоит из воды и песка на 99%. И только 1% — это пять химикатов, которые используются в пищевой промышленности и бытовой химии. И список этих веществ будет обнародован. Нам говорят в ответ: хорошо, она не загрязнится при гидроразрыве, но может загрязниться при бурении. Да, может, но процесс бурения при добыче как сланцевого газа, так и традиционного — один и тот же. Мы ведь бурим скважины и добываем традиционный газ! При этом в ходе добычи традиционных углеводородов, начиная с 1950-х годов мы тоже используем технологию гидроразрыва пластов. Однако почему-то именно тогда, когда возник вопрос добычи сланцевого газа, кто-то сильно озаботился технологией гидроразрыва и начал ее активно обсуждать.

— То есть вы хотите сказать, что рисков нет?

— Риски есть, конечно. Понятно, что если не соблюсти технологию, не обсадить колонну, не зацементировать скважину, не отрезать водоносные горизонты от скважины, то риски будут. Любая деятельность несет определенные риски. И заводы, и электростанции несут риски. И при нарушении технологии выпечки хлеба люди могут им отравиться, но мы же его выпекаем и едим.

— Кому выгодны эти выступления?

— Мы импортируем газ из России. Если мы перестанем его ввозить, кто-то лишится выручки.

— Вы говорили о протестах экологических организаций против добычи сланцевого газа. Однако есть и другие примеры. Скажем, против постройки технопарка Bionic Hill выступили экологи, которые говорили о возможной вырубке Беличанского леса. Позже выяснилось, что технопарк строят не в лесу, а на территории бывшей воинской части. Как вы реагируете на выступления такого рода?

— Тот пример, который вы привели — это еще одно подтверждение того, что информацию экологических организаций нужно тщательно перепроверять. Зачастую речь идет о банальных коммерческих спорах, куда одна из сторон попросту вмешивает якобы экологическую составляющую в качестве элемента давления. Мы прекрасно отдаем себе отчет, что общественные экологические организации часто выполняют не роль контролеров и помощников министерства в выявлении экологических проблем, а занимаются заказными выступлениями. Поэтому когда мы получаем сигнал об экологических нарушениях, мы направляем специалистов министерства для его проверки, проводим замеры и затем делаем выводы. В исключительных случаях мы можем создавать рабочие группы с участием специалистов Академии наук Украины. И только имея окончательное решение комиссии, мы делаем выводы, полагаясь на свое заключение, а не на противоречивые заявления так называемых экологов.

— Как оказалось, что партнером Shell и Chevron стала малоизвестная компания «СПК-Геосервис»?

— Она победила в открытом тендере, в котором участвовали еще пять компаний. Конкурс был прозрачным, в нем мог участвовать кто угодно. Надо сказать, что ранее Shell и Chevron уже работали с «СПК-Геосервис». У них был опыт отношений, и потому вопросов о том, по какой причине эта компания победила, у них не возникло.

— Почему до сих пор не подписано соглашение с Chevron о разработке месторождений сланцевого газа на западе Украины?

— Из-за препятствий в прохождении проекта СРП через местные органы власти. Кабмин уже одобрил этот проект, и мы отправили его в Ивано-Франковский и Львовский облсоветы. В конце июля вопрос был заслушан, созданы рабочие группы по анализу проекта соглашения. В пятницу наши представители должны участвовать в очередном заседании рабочей группы по этому вопросу, которая была создана при Ивано-Франковском облсовете. Процесс идет, и я надеюсь, что здравый смысл возобладает. Удивительно лишь, что на западе Украины, где так радеют о независимости страны, задерживают реализацию проекта, который позволит получить энергетическую независимость.

— С учетом опыта уже заключенных соглашений по СРП собираетесь ли вы в будущем менять условия и порядок конкурсов?

— Основной порядок есть, он определен и действует. Мы сейчас работаем с Американской торговой палатой и с представителями Shell, Chevron и ExxonMobil над тем, чтобы его усовершенствовать. Мы понимаем, что возможно для этого в чем-то придется изменить законодательство, и, в принципе, мы к этому готовы.

— Собираетесь ли вы проводить новые конкурсы на право разработки новых газовых месторождений?

— Возможно, в будущем будут выставлены Слобожанская и Форосская площади. Однако тут следует помнить, что крупных международных игроков, готовых инвестировать в разработку недр, не так много. Да и с теми, что уже пришли к нам, сейчас главное завершить подписание соглашений. Ведь мы уже выставляли на конкурс Форосское нефтегазовое месторождение, но желающих разрабатывать его не нашлось. Мы насытили рынок предложением. Я могу сказать, что если Юзовская, Олесковская и Скифская площади дадут те запасы, которые прогнозируются, мы сможем увеличить добычу газа на 30 млрд кубометров и отказаться от импорта газа.

— Как реализуется соглашение между Украиной и США о помощи в добыче сланцевого газа?

— Это соглашение было довольно полезно для Украины, поскольку США — пионеры в разработке сланцевого газа. У них есть большой опыт в его добыче, методике подсчета запасов и их картирования. В рамках соглашения американская сторона обязалась за свой счет провести оценку наших запасов газа и обучение специалистов по методологии их оценки и картирования, а также опубликовать результаты своей работы. Мы, украинская сторона, должны были предоставить геологические данные по сланценосным бассейнам. Речь идет о Юзовской и Слобожанской площадях на востоке Украины и об Олесской площади на западе. Американская сторона уже провела ряд семинаров для наших специалистов, последний из них — в июле прошлого года. Однако у США возникли проблемы с передачей информации. Дело в том, что, согласно нашему законодательству, геологическая информация является товаром, и она подлежит продаже, поскольку на ее получение выделялись средства госбюджета. Возникла законодательная коллизия. У нас есть межправительственное соглашение, но безвозмездный экспорт информации, предусмотренный этим соглашением, является нарушением постановления Кабмина.

— Предпринимаете ли вы что-то, чтобы решить эту проблему?

— Мы работаем над постановлением Кабмина, которое позволит разрешить безвозмездную передачу информации. Вопрос связан с наполнением бюджета, и потому его следует согласовать с Минэкономики и Минфином. Я думаю, что если интерес к информации со стороны США все еще сохранился, то мы примем это постановление в ближайшее время. С другой стороны, специалисты Shell, Chevron, ExxonMobil уже работают тут, они приобретают и обрабатывают эту информацию. То есть информация к добытчикам газа попала, но не на правительственном уровне, а напрямую.

— Оцените ситуацию с экологией в городах, где находятся крупные металлургические комбинаты,— Мариуполе, Запорожье, Кривом Роге.

— Наши проверки показали, что в этих городах наблюдается улучшение экологической ситуации. Это связано с тем, что металлурги озаботились экологическими проектами. В этом году при участии президента Виктора Януковича «Запорожсталь» запустила новую систему очистки на аглофабрике, которая сократила выброс в четыре раза. Сейчас предприятие запускает еще три такие системы. Меткомбинат вводит в эксплуатацию травильную систему, которая позволит сократить выброс сточных вод в Днепр. Кроме того, подписано соглашение между «Метинвестом» и компанией Siemens о строительстве новых очистных сооружений на Енакиевском меткомбинате. В Мариуполе на «Азовстали» закрыли аглофабрику, которая осуществляла большую часть выбросов в атмосферу, и сейчас экологическая ситуация в городе значительно улучшилась. В июне на Алчевском меткомбинате введена в эксплуатацию система переработки вторичных газов. Таким образом завод сокращает выбросы газов и полностью обеспечивает себя электроэнергией. Между меткомбинатами и местным администрациями в последнее время подписаны экологические меморандумы о тех мероприятиях, которые проводятся на заводах. Есть надежда, что в будущем еще больше денег будет тратиться на экологические проекты.

— Что дает вам основания считать так?

— Дело в том, что ранее предприятия платили экологический налог в бюджет, и государство его использовало на свое усмотрение. Сейчас принято решение возвращать часть экологического сбора самим предприятиям, чтобы они расходовали эти средства на экологическую модернизацию. Минприроды уже подало Кабмину проект постановления, предусматривающего механизмы распределения и критерии — согласно им будут приниматься экологические проекты налогоплательщиков, на которые должна быть направлена часть налоговых средств.